Илона Новицкая шесть лет занимается организацией поэтических мероприятий в областном центре. О том, что сейчас происходит с поэзией и почему поэты есть, а публики у них нет, она рассказала «АиФ-Калуга».
Безумные люди
Анастасия Ермакова, «АиФ-Калуга»: Как живут поэты?
Илона Новицкая: На работе работают. Поэзия — это призвание, если она выходит из рамок хобби. Но зарабатывать поэзией не все могут. У многих поэтов есть музыкальные проекты. Они пишут сценарии или пьесы, занимаются литературной деятельностью. В любом случае — это не на заводе работать.
— Чем они отличаются от обычных людей?
— Они все сумасшедшие, безумные люди. Я могу общаться с любыми людьми, но вопрос в том, вдохновляют они тебя или нет. Поэты очень вдохновляющие. Настоящий поэт не обязательно кудрявый, златовласый, с горящими глазами. В большинстве своём это может быть скачущее от депрессии к депрессии, замотанное, нервное существо. Сумасшествие в том, что они мыслят по-другому. При этом они думают обо всём: об экологии, самосовершенствовании или о том, с каким вкусом взять макароны быстрого приготовления.
— Считается, что поэты чувствительные люди с ранимой душой. Это так?
— Нет, они не то, что тонко ощущают, они могут быть и грубыми, и бесчувственными, и меланхоличными. Просто поэт, в отличие от обычного человека, когда выходит на улицу, он слышит и ощущает её. Меня однажды на стихотворение вдохновил загнутый дорожный знак. И что интересно — в нём нет ничего про дорожный знак.
— А ты поэт?
— В первую очередь я всё же не поэт. Я эвент-менеджер, организатор мероприятий. У меня очень тонкое и чуткое понимание поэзии и словесности, как бы пафосно это не звучало. Я легко могу отличить хорошие стихи от плохих. Но самому написать хорошие стихи… Когда ты общаешься с лучшими, как-то неловко рядом с ними называть себя поэтом. Те, кто стремятся к поэзии и учатся, никогда так себя не называют. Это просто неприлично.
Во все тяжкие
— Как ты пришла к поэзии?
— Я вышла замуж за поэта — Владимира Новицого. Мне нравилось читать стихи ещё в детстве. На уроках литературы у нас была поэтическая пятиминутка. Каждую неделю мы выбирали понравившееся стихотворение у заданного автора и читали его. В школе меня постоянно отправляли на конкурсы чтецов. Стишки я начала сочинять в конце пятого класса. Когда я встретила своего бывшего мужа, то подумала: господи, какой же он гениальный! Он настолько нетипично, нестандартно писал. Я не видела таких поэтов. Я снова вернулась к поэзии.
— Что тогда происходило с поэзией в Калуге?
— В 2009 г. поэтический салон устраивали в «Сенатре», которая на тот момент была ещё артклубом. Желающие выходили на сцену и читали стихи. Без цензуры. Кто угодно из зала мог взять микрофон и раскритиковать их. Когда салона не стало, поэты собирались в галерее Климентовской, проходил марафон «Послушайте» Игоря Красовского. Но это был не систематический сбор и не для широкой публики. Местные поэты просто друг другу читали и расходились. Вова мне тогда сказал, что хочет сделать сольник. И в январе 2014 мы организовали ему концерт в чайной, куда пригласили только друзей. После концерта я так вдохновилась и поняла, что хочу этим заниматься.
«Лофт Циолковский» был нашей первой площадкой. Я сразу бросилась во все тяжкие. Решила, что буду привозить поэтов. Из Москвы. На первом моём мероприятии был Арс Пегас, на тот момент столичная суперзвезда. А в Калуге его никто не знал. В зале собралось всего десять человек.
— Твои мероприятия пользовались спросом?
— Поначалу да. Поэзия стала популярна у нас в конце 2014-ого. И длилось это два года. За 14-ый год мы собирали залы в 30-50 человек, что было очень круто. Мне часто московские и питерские поэты говорят, в Калуге одна из самых лучших публик в России. Она всё время хлопает. Раскрою секрет: мы учили зрителей хлопать. Рассаживали наших друзей среди публики равномерно — в центре и по периметру. И давали им задание, хлопать после каждого стихотворения. Остальные повторяли за ними, а потом это переросло в традицию. Профессиональные хлопальщики были ещё во времена Бетховена, как и профессиональные зевальщики.
— Это приносило деньги?
— Заниматься организацией поэтических мероприятий дело неблагодарное. Всё делалось ради искусства. Мы поняли, что работаем в тотальный минус. Мы не собирались на этом зарабатывать, но хотя бы при своём оставаться хотелось бы. Поначалу просто вкладывали свои деньги. Если это хоть как-то отбивалось в ноль, это было везение.
В дальнейшем, чтобы сократить расходы, мы придумали «Свободный микрофон». Так удавалось избегать затрат на привозных поэтов. Он стал набирать оборот, людям понравился этот формат. Потому что любой человек может выйти почитать. Сначала так и было, сейчас у нас под запись.
— Слишком много желающих?
— Слишком много плохой поэзии. В большинстве случаев получается, человек зарифмовал три слова и сразу идёт читать их на публику.
В ожидании рассвета
— Когда ты впервые прочла на сцене собственные стихи?
— Я организовывала поэтический вечер женской поэзии в 2015 году. На нём выступали только поэтессы-дебютантки. Они все тряслись и бледнели. Нужно было вдохновить девчонок, и я прочла свои.
— Что ты почувствовала тогда?
— Было очень страшно. А я вообще человек абсолютно без боязни сцены. Свои стихи — это же деточки твои маленькие. Ты их людям показываешь. А они бестактно могут сказать: «Что-то твой ребёнок какой-то уродливый». Для любой матери это больно.
— Можно ведь просто писать и делиться стихами с близкими людьми. Зачем выходить на сцену и читать на публику?
— Поэт хочет быть услышанным. Он всё равно обладает некоторым душевным эксгибиционизмом. Ты ничего не можешь с этим поделать. Ты кайфуешь от этого. Представь — у тебя зал людей с прекрасными горящими глазами. Они слушают, они кивают, где-то улыбаются, где-то плачут даже. В последний раз на моём выступлении, когда плакала девушка, я даже растерялась немножко. Представь, какое это ощущение, катализатор к творчеству. Тебя резко вдохновляют человек сто. Они отдают тебе свою энергию. Она проходит через тебя, и ты такой сильный в этот момент. Иногда даже перебор бывает. Я после концерта обычно час просто лежу в тишине, не могу разговаривать. Потому что это очень энергозатратно.
— Сейчас у общества есть потребность в поэзии?
— Нет, зрители уже не просят меня привозить поэтов, как раньше. Спад начался в 2017-ом году, в19-ом он достиг низшей точки. Мы скатились с этой горы кубарем. В данный момент поэзия находится в каком-то затишье.
Сейчас я вижу, что зрителям нужен только свободный микрофон. Они хотят выходить и читать только свои стихи, слушать других они не хотят. Вплоть до того, что мне приходится просить их о тишине, когда читают другие. Мы перестали делать перерыв, потому что люди, которые уже выступили, покидают зал. Просто приходится объяснять со сцены, что это недопустимо и неуважительно по отношению к остальным. Значит, сейчас нет интереса к поэзии.
— С чем это связано?
— Это жизненная цикличность, это нормально. Поэзия умереть не может, она вечна. Ночь самая тёмная перед рассветом. Сейчас ночь настолько тёмная, что даже не верится, что когда-нибудь будет этот рассвет. Но мы же все знаем, что он будет. Поэтому сидим, ждём. Когда оно заново начнётся, тогда мы приступим с новыми силами и опытом. И, скорее всего, это уже будет другая форма подачи поэзии. Новый виток. Просто, скажем так, выросло какое-то новое поколение. Сейчас тренды поменялись, и молодые ребята пришли на наше место. Большинство из них, когда приходит почитать стихи, говорят: «Ну, у меня как бы рэп». И ты такой: «Ну, окей». Когда рэп пойдёт на спад, вернётся более интеллектуальная музыка. Когда возвращается рок, обычно после него возвращаются стихи.
«Поэзия — это танец с языком». Павел Тришкин — о творчестве и его пиаре 
Есть ли в Калуге литературные объединения? 
«Попросила заковать меня в наручники». На что идут писатели ради книги 
Музыка из подполья. Валентин Черняк — о роке, виниле и кризисе общения