Защиты от излучения никакой, дозиметров нет, а про радиацию никто толком не знает, а многие только из учебки. Так о ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС рассказывает участник событий Нурфаяз Нигматуллин.
33 года назад произошла крупнейшая техногенная катастрофа в истории человечества — взрыв на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции. Нурфаяз Нигматуллин побывал в зоне заражения дважды: с мая по август 1986 и в ноябре 1987-го. Его курс военной академии в Ленинграде выпустили досрочно и приказом отправили в зону аварии.
«Хоронили в свинцовых гробах, могилы заливали бетоном»
Денис Рудомётов, «АиФ-Калуга»: Нурфаяз Рахматулович, на крыше реактора довелось побывать?
Нурфаяз Нигматуллин: Да, это жуткое ощущение, когда понимаешь, что под ногами находится радиоактивный ад. Тем более мы знали о судьбе пожарных, которые первыми поднялись туда. Их хоронили в свинцовых гробах, а могилы заливали бетоном. На крыше нельзя было находиться более двух минут. Обязательно нужно было носить освинцованный фартук до колен.
— Медкомиссию проходили?
— Никакой медкомиссии перед отправкой не было. Под козырёк - и вперёд. Я успел побывать дома в Калуге и попрощаться с женой. Сначала мы прибыли в Москву и после инструктажа отправили сначала в Днепродзержинск, потом в Киев и на станцию Тетерев. Оттуда на автобусе мы прибыли в посёлок городского типа Иванково, который расположен в 30 километрах от Чернобыля. Разместились в палаточном городке. Так 15 мая началась наша служба.
— Что входило в ваши обязанности?
— Под Чернобыль я прибыл в звании майора. Нашей задачей было не допустить проникновения радиации в грунтовые воды. Я командовал автомобилистами, которые вывозили в специальные могильники отходы и грунт из-под реактора. Вышедшие из строя машины не ремонтировали, а свозили на специальные отстойники.
Потом мы готовили площадку для крана «Демаг», который возводил металлические конструкции для будущего саркофага вокруг реактора. Была обыденная рутинная работа.
— Вас обеспечили средствами защиты?
— Из средств защиты у нас были только маски-«лепестки». Поначалу не было даже дозиметров. Носили обыкновенные гражданские костюмы. Из армейского у нас были только кепи и бельё. Если бы носили военную форму, то, наверно, разорили бы вещевые склады Министерства обороны, потому что заражённую одежду мы меняли почти ежедневно (смеётся).
Строго было запрещено заходить на травяной покров из-за повышенного радиоактивного фона. Правда, мы этот запрет игнорировали, ходили в сапогах вдоль и поперёк. Работали по 12 часов в день, без выходных.
— Солдат срочной службы тоже бросали на ликвидацию аварии?
— Первыми на месте катастрофы были срочники из военно-строительной части, расположенной в Жёлтых Водах. Совсем молодые ребята, успевшие отслужить по полгода, некоторые по восемь месяцев… Потом, с июля 86-го пошла постепенная замена на резервистов, так называемых «партизан». То есть взрослых мужчин, у которых уже были дети. Молодых ребят мы старались беречь. Был негласный приказ вывозить за пределы 30-километровой зоны заражения тех, кто получил высокую дозу радиации.
Невидимый враг
— Вы понимали, куда отправляетесь? Было ощущение опасности?
— До конца никто не осознавал нависшую опасность. Хотя уже при въезде в Калугу мыли машины в Угре. 27 апреля эвакуировали население города Припять. ТАСС сообщил об аварии только 28 апреля, накануне майских праздников. Несмотря на это, первомайские демонстрации в Киеве не отменили. Помню такой стишок: «В поле мирно пашет трактор, за рекой горит реактор. Мы встречаем Первомай, стронций льётся через край». Мне к тому времени исполнилось 36, была семья, двое детей, так что я ничего не боялся.
— Абсолютно не ощущалась. Радиация не имеет ни запаха, ни цвета, ни вкуса. Хотя, как только мы прибыли на станцию, у двух человек началось кровотечение из ушей и носа. Их сразу увезли в Челябинск. Челябинские врачи приобрели опыт помощи тем, кто облучился, после того, как там в 1957 году произошла авария на химкомбинате «Маяк». Первые признаки радиационного поражения — это кровотечение, головокружение, звон в ушах. В нашем подразделении случаев лучевой болезни не было, но дикие головные боли испытывали все.
Неподалёку протекала река Припять. Так у нас нашлись такие закоренелые любители рыбалки, которые отваживались там ловить рыбу. Нас, правда, успокоили, сказав, что радионуклиды накапливаются в костях, так что мясо рыбы относительно безопасно.
— Какую дозу радиации вы получили?
—19.1 бэр (биологический эквивалент рентгена). На самом деле эту цифру нужно увеличить в несколько раз.
— Нурфаяз Рахматулович, почему выбрали карьеру военного?
— Я родился в семье, в которой все мужчины служили в армии. Отец — участник двух войн: советско-финской и Великой Отечественной. Участниками войны были и мои дядья, двое из них — кадровые офицеры. Со временем и я принял решение связать свою судьбу с вооружёнными силами. В 1976 году окончил Волжское военно-инженерное командное училище. Как и все военные, жил на чемоданах. Довелось побывать в разных уголках страны. Служил на Дальнем Востоке, Туркестанском военном округе, под Ленинградом.
Службу проходил в частях, которые находились в ведении Министерства среднего машиностроения. Эта структура занималась управлением атомной отраслью промышленности и производством ядерных боеприпасов. Поэтому нас ещё называли «бериевскими войсками». (Лаврентий Берия стоял у истоков создания атомной энергетики в СССР. — Ред.).
— Отметили как-то за участие в ликвидации аварии?
— В августе 1986 получил благодарность от правительственной комиссии. Конечно, здоровье ликвидаторов было подорвано. Сейчас, рассматривая фотографии сослуживцев, понимаешь, что многих из них уже нет в живых.
Каттани из Медыни. Как советский уголовный розыск искал воров и убийц 
Главное - вытащить из четырёх стен. Как работает центр помощи «афганцам» 
Зона отчуждения. Трагедия в Чернобыле изменила судьбу всего человечества 
«Жизнь в нас всё побеждала». Ликвидатор аварии на ЧАЭС о буднях спасателей