Рукотворное чудо. Калужский иконописец о вере и сохранении культуры

Работы Владимира Кобзаря заказывают в Германии, Японии, Англии, Америке. Иконописец пробовал создавать их даже из яичной скорлупы. Почему печатные образа нельзя назвать настоящими и когда иконы помогают, он рассказал «АиФ-Калуга».

Не «должна», а поможет

Анастасия Ермакова, «АиФ-Калуга»: Про иконы ходит много легенд, с ними связывают различные чудеса. Вы работаете иконописцем уже больше 35 лет, создали музей-галерею икон в Боровске. Приходилось ли вам сталкиваться с необычными явлениями?

Владимир Кобзарь: Да. У нас, например, в галерее мироточит Сергий Радонежский. Это часть старинного колокола с изображением святого.

— Как вы это объясняете?

— По-разному. Иногда это предупреждение, иногда благодать. Когда Сергий Радонежский замироточил, старинные дома в Боровске стали сносить.

— Вы написали больше тысячи икон. Среди них есть такие, к которым выстраиваются очереди, как, например, к иконе святой Матроны в Москве?

— Да. Я как раз писал икону Матроне в Беларуси. Люди приезжали и рассказывали, что она творит чудеса. В Киево-Печерской лавре тоже есть такие — мои. А потом, мы же иконы не подписываем, и что с ними происходит, мы не всегда знаем.

— Люди идут в храм, чтобы почувствовать благодать. А откуда она берётся? Икона должна её излучать?

— Икону начинает намаливать иконописец, а потом уже люди со своими обращениями. Например, кто-то заказал у меня образ для Ольги, и я читаю молитву в её здравие. Но прежде всего, произносится молитва иконописца.

— О чём вы просите у Бога в этой молитве?

— Чтобы Господь дал сил, спокойствия и мудрости, чтобы правильно написать икону.

— То есть она как бы настраивает на работу?

— Да. Так, например, художники ждут, когда на них снизойдёт вдохновение. А у нас этого нет. Мы каждый день садимся и работаем. Молитва отрешает от мирского. Написание иконы занимает много времени — краски долго сохнут. Я обычно выбираю утренние часы, когда все спят, и вечер, когда опять же всё успокаивается. Во время работы иконописца ничего не должно отвлекать, потому что тогда создаётся духовный настрой.

— Получается, что иконописец заряжает свою работу определённой энергетикой?

— Энергетика — слово не из мира духовности. Это из мира экстрасенсов. Они энергетикой заряжают, как Чумак, в частности, заряжал. Да, иконы многим помогают, кому-то помогают излечиться. Люди в благодарность им вешают кольца, цепочки… Это связано с миром духовности. Простыми словами не объяснишь.

— Выходит, иконописец создаёт инструмент, который избавляет людей от бед?

— Если говорить со стороны светского человека, то это примерно и так, и не так. К иконе ведь каждый человек обращается по-своему. Даже без молитвы можно, своими словами. И если это всё искренне, изнутри идёт, то она поможет.

— Сама по себе икона, созданная с соблюдением всех канонов, ещё не гарантирует людям помощь?

— Так тоже нельзя сказать. Здесь и то, и то важно. Может быть даже, икона важнее. Если человек пришёл с глубокой верой к иконе просить за своего близкого, то как раз здесь и происходит помощь. Икона в таком случае не «должна» помочь, она уже помогает. Слово «должна» тут нужно убирать. Потому что, если вы приходите с такой мыслью, то ничего не получится. Мы же в храм приходим не к священнику, не к иконам, а к Богу. И получается икона — это окно в мир горний. Если говорить современным языком, икона — это посредник между человеком и Богом.

Главное — не стараться

— Говорят, вы иконы даже из яичной скорлупы делаете?

— Это китайская техника кракле, которой три тысячи лет. Изучая её, я сделал две иконы. Они очень трудно создаются. Скорлупа вываривается в цветах и травах, потом выкладывается как мозаика и обрабатывается специальной мастикой. Техника кракле не боится вообще ничего, иконы, выполненные в ней, можно сказать, вечный материал. Эти две работы находятся в боровской галерее «На Молчановке».

— Разве это не противоречит церковным канонам — выполнение икон в технике кракле?

— Нет, она же больше относится к мозаичному искусству.

В поисках артефактов. Как в РФ возвращают похищенные культурные ценности? Подробнее

— По-вашему мнению, бумажные иконы обладают такой же силой, как созданные иконописцем?

— Я против бумажных икон. Их печатают станки. Сегодня он может напечатать икону, а завтра какой-то журнал или газету. То есть всё, что закладывают в станок, то он и печатает. А у иконописцев есть определённые правила (каноны). И потом икона — она же требует растереть краски с яйцом, золото должно быть натуральным. В общем, всё натуральное… Некоторые с восторгом рассказывают, как пишут иконы акриловыми красками. Акрил — это пластмасса. Нельзя им писать. Мы не знаем, как поведёт себя акрил через 70 лет. А те краски, которые мы разводим, они не выцветают. Иконам, написанным ими, сотни лет. Бумажные же быстро выцветают на солнце.

— В чём особенность изображения святых? Что недопустимо на иконе?

— Есть портретное изображение святых — оно пришло к нам с Запада, а есть иконописное. Я пишу иконы в стиле 16 века: не портреты, а лики святых. Потому что мы не знаем, как на том свете выглядят люди, мы пишем горний мир. В этом особенность русской школы иконописи. А западники изображают святых так, как будто они на земле. В русской традиции также нельзя нарисовать Бога-отца, потому что мы его видим один раз, когда попадаем туда. На иконах иногда изображается только рука. Это и есть рука Господа.

— Почему вы пишите иконы? Что вами руководит?

— Скорее всего, это больше философская область. Потому что каждый иконописец — это инструмент в руках отцов церкви. Если это сравнить с чем-то, то я являюсь кисточкой.

Я преподаю иконопись уже как 20 лет, и за это время выпустил всего 12 иконописцев. Это и много, и мало. Не все, кто приходит обучаться, ими становятся. Поначалу у меня уходит много времени, чтобы заставить их не стараться. Потому что это должно идти изнутри. Когда я даю какие-то уроки мастерства, то они видят, как это всё легко делается. А когда ученики берут в руки кисточку, то начинают стараться сделать так, как я. А я делаю, не стараясь. Все движения до того привычные и отработанные… Это уже образ жизни.

Источник всего

— Вы выросли в рабочей семье, отец был строителем. Как вы стали иконописцем?

— Я учился в университете искусств, хотя мой отец выступал против того, чтобы я стал художником. Впервые он пришёл ко мне на выставку, когда мне исполнилось 40 лет. Так вот, когда мне было 22 года, я приехал на этюды в Пафнутьево-Боровский монастырь. В храме в то время шла реставрация. А при нём был музей, в котором в течение двух часов я прослушал историю монастыря. У меня тогда сразу появилась мечта жить в Боровске. А через два года я уже писал иконы.

— Что произошло за это время? Вы же изначально не собирались заниматься иконописью?

— Мне стало понятно, что из иконописи вышло вообще всё. На Руси в древние времена в храмах писали иконы, занимались резьбой по дереву, собирали и переписывали книги. Они заменяли современные выставочные залы. Туда приходили не только к Богу, жители поселения встречались там друг с другом. Там происходило сватовство, показ нарядов. Они выполняли функцию культурно-просветительских и общественных центров.

— В Боровске вы живёте с 90-х и за это время вплотную занялись историческим наследием города, а теперь и всей области. Вы ведь возглавили региональное отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры?

— Да, из моих занятий историей и иконописью, из занятий с детьми и со взрослыми вырастает градозащитная функция. В Боровске развивается волонтёрское движение «Том Сойер Фест», выступающее за сохранение исторической среды. Я также курирую в регионе всероссийское движение «Волонтёры культуры». Так что молодёжь мы тоже к этому привлекаем.

Мы также сотрудничаем с Фондом поддержки малых исторических городов России, который помогает организовывать выставки по всей стране. На них мы проводим круглые столы по туризму и истории города, рассказываем о его проблемах. Это такая популяризация малых городов. Пять стран смогли увидеть наши малые исторические города в работах художников, это Беларусь, страны Балтии, Финляндия, Нидерланды и Швеция.

— А что касается Боровска. Икона с Сергием Радонежским ведь до сих пор мироточит. Значит, город всё ещё под угрозой?

— Боровские депутаты против сохранения старинных домов. В 2015 г. мы создали культурно-исторический центр, на его базе открыли туристско-информационный, две галереи, два музея. Одно помещение, где находилась галерея им. И. Прянишникова у нас забрали депутаты — когда мы стали защищать город, сейчас забирают помещение, где располагается музей «Город Боровск». Но мы на их козни не обращаем внимания и продолжаем работать. Развитие туризма в г. Боровске может помочь и городскому сообществу и привлечь дополнительные средства для городской инфраструктуры. В городе нужно открывать больше музеев, галерей и точек притяжения для туристов, а не закрывать их.