От судьбы не уйдёшь. Даже закончив технический вуз и устроившись работать инженером, она всё равно вернулась к детям-сиротам, к тому, что было очень важным в её детстве. В гостях «АиФ-Калуга» — председатель регионального отделения Союза женщин России Антонина Белкина.
Ребёнку нужны родители
Владимир Андреев, kaluga.aif.ru: Антонина Дмитриевна, вы закончили институт стали и сплавов, строили ПО «Гранат» на Правобережье, а в результате стали «общей мамой» всех региональных детей-сирот. Как так произошло?
Антонина Белкина: Всё просто, моя мама работала в кондровском детском доме. Я росла вместе с этими детьми, сидела с ними за одной партой в школе и дружу с некоторыми из них до сих пор. И всегда было желание им помогать.
Помню, мама приносила их письма, которые надо было положить в конверты, подписать и отправить. В основном это были письма в тюрьмы. Тогда на дворе были 60 е годы. В 80 х ситуация мало изменилась, разве что добавились лишённые прав родители-алкоголики.
У нас семья была многодетная, четверо детей, к нам часто приходили в гости ребята из детдома. Помню, они всегда пытались спрятать в кармашек еду. Психология такая. Страх, что останешься голодным. Мы ходили за три километра встречать маму с работы и увести её оттуда было нелегко. Малыши за ноги её обнимали — просили не уходить. Особенно те, кто недавно попал в детдом. Это врезалось в память навсегда.
Но судьба немного изменила ход моей жизни. Я закончила институт. Приехала в Калугу по распределению строить завод на Правом берегу. Мне как молодому специалисту дали в одном из первых домов на Правобережье квартиру.
В 91-м в педагогическом институте открылся факультет социальной работы, и я поступила туда. После окончания пошла работать в комитет социальной помощи семье и социальной политики. И я поняла, что от судьбы не уйдёшь.
— Тогда, в 90-х, много было в области детских домов?
— У нас было три детдома: Азаровский, Кондровский и на Карла Либкнехта в Калуге. Но кроме этого масса детей находилась в больницах, в домах ребёнка. Много было беспризорных — тысячи. Круглосуточные школы-интернаты: в Людиново, Ульяново, Бетлице были заполнены до отказа.
— Вы были одной из первых, кто решил изменить ситуацию?
— Да, институт приёмной семьи появился в нашей области в 1988 году. Положения, закона никакого не было. Был лишь призыв — и мы откликнулись. Первой взяла детей Галина Горшкова. Простая семья из деревни Барсуки Дзержинского района. Муж работал шофёром в колхозе, сама Галина — поваром в столовой. Затем появилось четыре семейных детских дома.
Мы тогда собирали эти семьи, обсуждали, как им жить, чем помочь. Опыта было мало, никаких федеральных разработок тоже. Всё придумывали сами.
— Конечно! Кодекс официально закрепил статус приёмной семьи. Все расходы отдали на усмотрение субъектов РФ. Мы сразу стали разрабатывать свой закон, региональный. Кстати, закон, принятый в 1997 году в Калужской области «О социальных гарантиях приёмным семьям», до сих пор тиражируется во многих регионах страны.
К началу нового века в банке данных было полторы тысячи сирот. За год прибавлялось под тысячу. Мы старались отдавать их в семьи, устраивать, но их количество не уменьшалось. Для примера, сейчас в год в регионе выявляют около двухсот детей-сирот. В основном это дети, чьих родителей лишили прав. Круглые сироты составляют до 20% от всего количества.
Мы в те годы единственные в России создали комитет по делам приёмной семьи непосредственно в органах власти. Разместились в Народном доме, чтобы не было никаких преград для посещения — ни пропусков, ни вахт. Задача стояла — каждый год удваивать число приёмных родителей. Сейчас у нас в таких семьях полторы тысячи детей. Самих семей — больше 600.
Квартирный вопрос
— В 18 лет сирота выходит из-под опеки приёмной семьи и говорит: дайте мне квартиру. А квартиры нет. Так чаще всего бывает?
— С 2000 года у нас давали ссуды на жильё детям-сиротам, причём сами средства дети не видели. Эти деньги перечисляли продавцу недвижимости только после того, как госорганы убеждались в полной законности сделки. Подбирали квартиру, где молодой человек хотел жить сам, где была работа, друзья и т. д. У нас 10 лет до 2012 года с этим не было проблем никаких. И практически не было очереди.
— Почему сейчас очередь такая огромная?
— Вышел новый федеральный закон, по которому детям-сиротам можно было выдавать квартиры только из госфонда на пять лет. И лишь потом это жильё разрешали приватизировать. В результате мы вынуждены были создавать специализированный фонд жилья для детей-сирот. Квартир не хватало, появились очереди. Более того, по этому закону, ставят на очередь даже 60 летних, если он не реализовал своё право на получение жилья. У нас в ней уже около двух тысяч человек. Недавно я видела в списке 57 летнего мужчину. Ну, где мы найдём столько госжилья?
— Вы пытались как то противостоять этому?
— Конечно! Я ругалась с генпрокуратурой, с Минобразованием РФ, которое за это отвечало. Мы говорили, что этот закон нарушает права человека на выбор места жительства. Бесполезно. Представляете, недавно специалисты Центра «Расправь крылья» объехали дома, где целенаправленно получали квартиры дети-сироты, и выяснилось, что, например, в Кондрово — половина из них не живёт, в Ульяново — 80%.
— Почему они там не живут?
— Там нет работы. Они получают квартиру и едут на заработки в другие города. То есть жильё по факту не используется. К сожалению, наш закон не был в приоритете у депутатов. Сейчас, я думаю, после того, как зампредседателя госдумы стала уполномоченная по правам ребёнка, ситуация изменится. По крайней мере в регионах этого очень ждём.
Они не помнят русского
— Как вы думаете, будет у нас расти количество детей-сирот?
— Я думаю — нет. Их количество стабилизируется. Но и не уменьшится. Две-три сотни в год, увы, останется. Но и число семей, желающих взять ребёнка, вырастет. В Калуге в очереди стоят 200 человек, около 100 семей. Если остаётся ребёнок, его сразу предлагают семье.
— А как вы относитесь к передаче детей-сирот в заграничные семьи?
— Наша область уже давно не отдаёт детей за границу. Официального запрета нет, но уже лет 10 нет и такой практики. До этого мне было очень обидно, что наших детей увозят из страны. Я в 2001 году ездила в Америку, хотела поговорить с такими ребятами, но они уже не говорят по-русски, они гордятся, что живут в Штатах.
— Я изучала опыт Швеции и была поражена, у них не как у нас — один раз утвердят сумму на приёмные семьи и потом проиндексируют через несколько лет на пять копеек. В Швеции платят по потребностям. Если ребёнку для оздоровления нужен ипподром, пожалуйста, социальные службы его ему оплачивают. Социальная политика должна быть гибкой. Закон должен подстраиваться под человека, а не человек под закон.