В 90-е годы театр для детей испытывал тяжёлые времена: сцены нет, труппа разбежалась, денег не хватало. Именно тогда туда пришёл работать режиссёр Михаил Визгов. Сейчас, как отмечает главный режиссёр, другая сложность — нынешний юный зритель не готов мыслить.
«Задыхаемся»
Анастасия Ермакова, «АиФ-Калуга»: Новое здание для ТЮЗа начнут возводить уже в этом году. В начале апреля разыграли тендер. Построить театр планируют за два года. Вы ждёте переезда?
Михаил Визгов: Я работаю с тем, что есть, в тех обстоятельствах, которые окружают. Сейчас — ожидаю. Но мы не прекращаем работать. Как дадут — так и переедем. За это время готовлю труппу к другой сцене.
— Насколько ваш театр нуждается в новом помещении?
— Нам здание просто необходимо, мы задыхаемся. Негде хранить декорации, негде репетировать. У нас четыре премьеры в год, в месяц выходит по 30-35 спектаклей. Представляете, какая нагрузка! И труппа растёт, естественно. Гримёрка в два этажа, звукооператоры и осветители один на одном сидят. Детской студии негде заниматься, они репетируют в фойе, выкраивают время в конце рабочего дня или в выходные после дневных спектаклей. Вот в таких сжатых условиях работаем.
— Вы знакомы с проектом нового здания?
— Естественно. Проектировщики учитывали мои пожелания, чтоб сцена была нормальная, зрительный зал не очень большой — на 370 мест — нынешний вмещает 240 человек. Будет малый зал — на 90 мест — и репетиционный. Тренажёрный зал — для студии и для актёров. Мне ж нужно молодых готовить.
— Приходилось видеть современные ТЮЗы, подобные тому, который должен появиться у нас, в других городах?
— Да, шикарные театры юных зрителей есть по России. Мы их видим во время гастролей. В Екатеринбурге ТЮЗ миллиарда два, наверное, стоит.
— В самом начале я опасался, что атмосфера рынка сохранится. Но прошло время, и она выветрилась. Мне жалко людей, которые возмущаются, что на месте рынка появится ТЮЗ. Они не понимают, что такое театр. Особенно наш. К нам возят школьников даже в эпидемию, со всей области. Для региона это жизненно необходимо.
Принцессы и смартфоны
—ТЮЗ — это театр для детей, в постановках которого задействованы преимущественно молодые актёры. Но у вас немало и возрастных. Что вы делаете, если труппа «стареет»?
— Специфика ТЮЗов очень сложная. Артисты работаю лет до 40, а потом кого играть? Принцесс, принцев всех этих, зайчиков… Это вообще ужас, страх, когда вдруг, простите, Снегурочку играет 40-летняя тётка.
—Какой выход в таком случае?
—После 25 лет беспрерывной работы в ТЮЗе артисты могут раньше уходить на пенсию. Но есть у нас ещё и взрослые спектакли: детских 70%, остальные взрослые. Это делается, чтобы кадры сохранились.
— В репертуаре ТЮЗа преобладают сказки?
— Необязательно. Я беру вещи, которые можно сделать созвучно с нашей жизнью в достаточно удобной для восприятия форме.
— Как сходится с нашей жизнью, например, «Кот в сапогах», над которым вы сейчас работаете?
— Допустим, там есть такой персонаж, как Людоед. Он очень хочет жениться на Принцессе. Не на людоедке, а на человеке. Он пытается стать человеком. Но у него не получится, потому что он совсем другой. Ещё один персонаж — Король. Живёт по правилам. А мы живём как? По правилам, без них трудно. Хотя они нас никак не сдерживают. Никто не запрещает расширить границы и обрести свободу.
Принцесса у нас в пьесе называется Недопринцесса. Потому что она не хочет быть принцессой, она другой жизни хочет. Без этих жёстких королевских правил. Она хочет любви.
— Моя задача простая — расширить картинку мира, чтобы мир стал больше, чтоб интереснее было. А не так, как сейчас: скукожился до экрана гаджета.
— А как вы это делаете, как отрываете детей от смартфонов?
— Я создаю такой художественный поток, чтобы зритель попал в него и прошёл по жизни персонажей.
— Вы используете на сцене какие-то специальные приёмы, спецэффекты, чтобы удержать внимание зрителя?
— Заманивать, завлекать наш театр не собирается. Мы можем воздействовать только мощностью спектакля. Наши калужские зрители, школьники, даже по-другому воспитаны, чем в остальных городах. Они уже привыкли сидеть без смартфонов и знают, зачем приходят в ТЮЗ. Сложнее всего с подростками, которые не вылезают из телефонов и дома, и в школе. Их отвлечь тяжеловато. Нужно очень сильно работать. Не в смысле — кричать, а по мощности сюжета. Им тяжело привыкнуть мыслить, напрягаться не хотят.
— Какие сюжеты и герои востребованы у зрителя?
— И сказочные тоже. Я с удовольствием слежу за взрослыми, когда они приходят на сказку. Ведь они ещё больше получают удовольствия, чем дети, потому что эта часть жизни у них маленько ушла. Какого героя хотят? Никакого не хотят. У нас герой — это зритель в зале. Мы говорим про его реальную жизнь.
— Вы ведь ставите спектакли и на военную тему. Популярны ли герои войны?
— У меня внучка писала сочинение в 7 классе, что память сильнее времени. Сейчас утеряна связь времён. Хорошо, что у нас «Бессмертный полк» прошёл, хоть какая-то память. Если мы не будем говорить про войну, то что останется? Сейчас у детей формируется представление о войне по компьютерным играм.
— А вы сами пользуетесь гаджетами в повседневной жизни?
— Нет, телефон у меня для того, чтобы только позвонить. Но я не против них, я за. Там какая хочешь информация. Просто у меня нет в них необходимости. Я самодостаточный человек и всё время работаю.
Смотрящий гаджет переживает эмоции автоматически. Я когда вижу в автобусе молодых людей, которые уставились в экран телефона и не замечают ничего вокруг и даже не поднимаются, чтобы уступить место бабушке… Вот это реальность.
Якорь спасения
— Насколько мне известно, в театр вы пришли не сразу, а когда вам было уже за 40, и ради него оставили хорошо оплачиваемую работу на заводе. Это был тяжёлый выбор?
— Я работал на моторостроительном заводе и одновременно играл здесь, в любительском театре. Но как-то стало невмоготу на заводе, и я решил уйти. Хотя хорошие деньги там получал в то время — по 300 рублей. Был бригадиром, имел даже личное клеймо, которое ставил на свою продукцию.
— Почему вас тянуло в театральную деятельность?
— Хотел реализовать себя. Слишком большой мир у меня был. Я вырос в многодетной семье на сказках. И этот мир был всё время со мной. В ТЮЗе я с самого начала, играл ещё в одном из первых спектаклей «Как закалялась сталь», который ставили здесь на сцене в 60-х при главном режиссёре Александре Ермаке. А в 1979, когда театр возглавил Николай Троицкий, я его покинул. С 21 года руководил драмкружком в ДК «Строитель». В 44 года окончил режиссёрское отделение Московского государственного института культуры и три года вёл студию в народном театре Дома учителя. А потом в 46 лет вернулся в ТЮЗ по приглашению. Это был 1991 год.
— Каким вы застали театр в то кризисное для страны время?
— Всё было пусто. Ничего здесь не было — даже сцены. Труппа уже перешла в Дом учителя. В последние годы, 89-90-ые, здесь показывали фильмы, устраивали дискотеки. И вот я начал всё с нуля. Собрал труппу, восстановил любительский театр. А потом при мне он стал профессиональным.
— Как изменились постановки и зрители с тех времён?
— В советское время были такие сильные спектакли, потому что были моральные рамки — идеология. А сейчас свобода! Чего ж не творите-то? Потому что нет базы. Наш юный зритель — это наш якорь спасения. Я должен перед ним мир раскрывать, а для этого я должен раскрываться сам.